![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Предпоследняя часть "страданий юной Матильды". Как особенно ярко видно по последним абзацам, "маразм крепчал".
***
Занавес поднялся, и я оказалась перед битком набитым залом. Маэстро Колуччи выступил вперед и заговорил:
–Сейчас перед вами выступит моя подопечная Матильда Маллингер. Ей восемнадцать лет. Она родом из Трансильвании. – его манера изъясняться была та еще. «Будто сейчас замуж выдавать будет» – послышался смешок за кулисами.
Маэстро молчал, тишина затянулась. И я начала петь – наверняка вызвав его неудовольствие, потому что выбрала я песню на венгерском. Что ж, потом он поругает меня за самоуправство и «исполнение непонятно какого репертуара» – но мне спокойно было начать именно с нее это такое внезапное, без должной подготовки и даже приличного распевания выступление.
И мне стало безразлично все вокруг, зал исчез, только вилась в воздухе мелодия, а я старалась бережно следовать за ниточкой и не дать ей ни растянуться, ни тем более порваться. Все получалось будто само собой, сложные места давались так легко, как выплывают все новые красоты природы за поворотами, когда катишься в удобной коляске с резвыми лошадьми по ровной дороге.
–Фройляйн Маллингер исполнила песню своей родины. – некоторой холодности дон Колуччи не сдержал.
–Ах, а мы ее приняли за французский романс! – отчетливо произнес король. Шутка была добродушной, и мое напряжение, вызванное неуверенностью в реакции публики и маэстро, спало.
Благосклонность последнего была возвращена, когда я завершила «Испанское болеро» Винченцо ди Чиара его собственным вариантом финальной каденции.
Но мне пришлось пережить и ужас. Он забыл название посмертного сборника песен Шуберта! Либо это был афронт в сторону немецкой музыки и маленькая месть мне – либо же у него в памяти действительно отложилась «какой-то звук птицы», иначе как было можно обозвать «Лебединую песню» «Журавлиным криком»? Эту жемчужину нашего вокального искусства, прекрасно всем известную? Я была вынуждена немедленно вмешаться, извиниться и поправить маэстро. Хорошо, что сила музыки была столь великой, что с первыми аккордами «Серенады» я немедленно выбросила из головы сей инцидент и смогла отдаться пению, пребывая между небом и землей до самого окончания выступления.
Меня – без маэстро – пригласили в королевскую ложу, где Ее королевское и Ее императорское величества (да, императрица Елизавета как раз пребывала в Баварии с визитом) наградили меня столь лестными комплиментами, что я засомневалась, сон или явь все происходящее. Затем, прохаживаясь в фойе, я познакомилась с двумя прибывшими из Будапешта соотечественницами. Они также очень хвалили меня и интересовались положением дел в Трансильвании; увы, на счет последних, включая заявления румынских сепаратистов, я не обладала новейшими известиями.
–Фройляйн Маллингер, ваш талант не может оставить равнодушным! – с этими словами ко мне подошла знатная дама, которую я даже замечала в королевской ложе. Ее наряд поражал элегантностью и роскошью. – Он должен занять надлежащее место. Вам наверняка необходима поддержка.
–Вы очень добры ко мне. Я ведь только учусь и так далека от совершенства…
–Но я хотела бы вам помочь. Правда, большинство моих связей в Вене...
–Я австрийская подданная. И думала о возвращении на родину, – вообще-то об этом прямо речь не шла ни с маэстро Гордиджани, ни с маэстро Колуччи, хотя я очень надеялась, что следующим после Мюнхена пунктом нашего путешествия станет Вена. И именно в этот момент я поняла, как хочу попасть в свою страну. Италия и итальянцы были далекими мне. А Вена, хотя я и не в ней родилась, так захватила меня за проведенные в ней месяцы…
–Что ж, превосходно. И в Вене наверняка найдутся вам учителя, – от нее не скрылась натянутость наших отношений. – Пожалуй, я оставлю вам это, – она подошла к столику и набросала летящим почерком свое имя на карточке, дама была самой княгиней Меттерних. – Обращайтесь, я всегда рада поддержать искусство.
В буфете я попробовала подкрепить силы шоколадными трюфелями «Черный граф», но из-за волнения мне кусок в горло не лез. Я все-таки чувствовала себя неуютно, чужой в этом собрании. Никого из знакомцев, чтобы завязать разговор, не наблюдалось. Выручил меня герр Ройнсберг.
–Фройляйн Маллингер, а вы не знакомы с герром Штайнером?
–Нет, а кто он?
–О, он один из интереснейших художников Пруссии, да и всей Германии. Он с удовольствием покажет вам свои творения, вдохновленные вагнеровскими сюжетами.
Это меня действительно заинтересовало. Я представилась герру Штайнеру, занятому беседой с двумя господами (и откуда у меня взялась смелость!) К счастью, художник принял меня очень радушно.
–Разумеется, фройляйн, – он разложил передо мной ворох превосходно сделанных открыток. – Вы можете оставить себе понравившиеся. Увы, крупнее у меня уже не осталось...
Рисунки были настолько изумительны и настолько в моем вкусе, что, боюсь, у меня не нашлось достаточно достойных слов восхищения их создателю. После долгих колебаний была отобрала первая встреча Сенты и Голландца на пороге ее дома. Рассыпаясь в благодарностях герру Штайнеру, я не могла не спросить:
–А с господином Вагнером вы наверняка знакомы?
–О да, сударыня. Я узнал, что он находится среди публики и, поправ все приличия, представился ему.
–А вы не могли бы оказать мне услугу? – я засмущалась. – Я давняя поклонница герра Вагнера и мечтаю познакомиться с ним. Хотя мои итальянские учителя и презирают его... но ведь сложно представить себе более величественную музыку! Не были бы вы так добры...
Герр Штайнер оказался так добр и провел меня к композитору, который сидел сейчас в другой ложе с некой дамой. Представив меня, он немедленно раскланялся.
–Вы порадовали нас этим вечером, милая. – суховато заметил Вагнер. – У вас, несомненно, есть задатки.
Я пролепетала слова благодарности, а также о том, как много значит для меня его музыка, сколько в ней силы и мощи... Он прервал меня:
–И, знаете ли, чуть побольше бы вам драматизма – и я предложил бы вам роль в моей новейшей опере. Но вам, разумеется, еще многому стоит научиться. Тем более, могло бы оказаться неразумным вовлекать особу столь юную и невинную в этот мир. Театр наш, к сожалению, страдает не только расстроенными инструментами да сквозняками в репетиционных из-за экономии на цементном растворе при постройке. Здесь, знаете ли, и убивают.
–Убивают? – воскликнула я. – Что вы говорите?
–Неужели вы не знаете? Ах да, вам же не потрудились сообщить, чтобы избежать лишних волнений. Виктория Кох, певица, кого вы сегодня заменили. Ее отравили нынче днем.
–Рихард, ну что ты о таких ужасах молодой девушке рассказываешь… – упрекнула его соседка.
–Но ведь это правда, всем прекрасно известная! Мы с госпожой фон Бюлов, – обратился он ко мне, – как раз обсуждали это происшествие, и она была совершенно со мной согласна.
–Значит ли это, что и меня могут отравить? Ведь я выступила на этой сцене…
–Нет, я так не думаю. Разве что вы будете совать нос в чужие дела. Впрочем, я все равно покидаю Мюнхен на время. В Вене планируется постановка некоторых моих опер.
–И я собираюсь вернуться на родину! – выпалила я. – Я думала продолжать обучение в Вене (смелее, Матильда, еще пару раз произнеси это вслух разным людям – и найдешь возможности). Княгиня Меттерних была со мной очень добра...
–Ее сиятельство ко многим очень добра. – тон этого выражения меня смутил, даже немного покоробил. – Я направляюсь в столицу империи с графом Андраши.
–Графом Андраши? Он в Мюнхене?
–Да вы, помниться, сидели рядом с ним в соседней с моей ложе.
За весь вечер почему-то именно это открытие поразило меня больше всего. Странно, не правда ли? Случай, заставивший меня выступить перед тысячной публикой, неожиданный триумф и похвала знати, знакомство с гением музыки – и то перечеркнувшее все событие, о котором я еще напишу... эти причуды фортуны не настолько всколыхнули мое душевное равновесие (ах нет, нет, я не буду опять начинать плакать, еще одной кляксы эта тетрадь не выдержит… говорю же, не буду плакать, ведь написала, что последнее не настолько всколыхнуло мое душевное равновесие… именно после него я должна держаться...)
Но осознание того, что я просидела добрый час плечо к плечу с Дьюлой Андраши... Вернее, не так: тот господин, который и благородной внешностью, и голосом, и манерами покорил меня в начале и есть величайший из венгров, граф Дьюла Андраши! Тот, кто отстаивал права и свободы венгров в империи; помог стольким найти убежище за границей после поражения революции, чудом смог сам уехать во Францию и избежать смертной казни. И, что замечательно, наш либеральный император помиловал его – и дал возможность работать на благо и Венгрии, и Австрии. Мне как раз стукнуло тринадцать лет, когда разнеслось известие о его возвращении из изгнания. В моей семье более, чем уважали графа Андраши, а меня притягивала его судьба тем, что была такой драматичной, совершенно не рядовой – в наш-то век, когда героизм – удел вагнеровских теноров…
...Как это я его не узнала? Я ведь даже слышала, как его назвали графом!..
Я поторопилась прервать неловкое молчание и, возможно, не совсем уместно сказала Вагнеру, что очень надеюсь на встречу с ним в Вене. Его ответом было: «Ну я же вам пообещал», после чего мы раскланялись.
ЗЫ. Поскольку это вырисовывается в новеллу, обращаюсь к более близким к литературе, чем я, френдам с просьбой о критическом оценивании.
***
Занавес поднялся, и я оказалась перед битком набитым залом. Маэстро Колуччи выступил вперед и заговорил:
–Сейчас перед вами выступит моя подопечная Матильда Маллингер. Ей восемнадцать лет. Она родом из Трансильвании. – его манера изъясняться была та еще. «Будто сейчас замуж выдавать будет» – послышался смешок за кулисами.
Маэстро молчал, тишина затянулась. И я начала петь – наверняка вызвав его неудовольствие, потому что выбрала я песню на венгерском. Что ж, потом он поругает меня за самоуправство и «исполнение непонятно какого репертуара» – но мне спокойно было начать именно с нее это такое внезапное, без должной подготовки и даже приличного распевания выступление.
И мне стало безразлично все вокруг, зал исчез, только вилась в воздухе мелодия, а я старалась бережно следовать за ниточкой и не дать ей ни растянуться, ни тем более порваться. Все получалось будто само собой, сложные места давались так легко, как выплывают все новые красоты природы за поворотами, когда катишься в удобной коляске с резвыми лошадьми по ровной дороге.
–Фройляйн Маллингер исполнила песню своей родины. – некоторой холодности дон Колуччи не сдержал.
–Ах, а мы ее приняли за французский романс! – отчетливо произнес король. Шутка была добродушной, и мое напряжение, вызванное неуверенностью в реакции публики и маэстро, спало.
Благосклонность последнего была возвращена, когда я завершила «Испанское болеро» Винченцо ди Чиара его собственным вариантом финальной каденции.
Но мне пришлось пережить и ужас. Он забыл название посмертного сборника песен Шуберта! Либо это был афронт в сторону немецкой музыки и маленькая месть мне – либо же у него в памяти действительно отложилась «какой-то звук птицы», иначе как было можно обозвать «Лебединую песню» «Журавлиным криком»? Эту жемчужину нашего вокального искусства, прекрасно всем известную? Я была вынуждена немедленно вмешаться, извиниться и поправить маэстро. Хорошо, что сила музыки была столь великой, что с первыми аккордами «Серенады» я немедленно выбросила из головы сей инцидент и смогла отдаться пению, пребывая между небом и землей до самого окончания выступления.
Меня – без маэстро – пригласили в королевскую ложу, где Ее королевское и Ее императорское величества (да, императрица Елизавета как раз пребывала в Баварии с визитом) наградили меня столь лестными комплиментами, что я засомневалась, сон или явь все происходящее. Затем, прохаживаясь в фойе, я познакомилась с двумя прибывшими из Будапешта соотечественницами. Они также очень хвалили меня и интересовались положением дел в Трансильвании; увы, на счет последних, включая заявления румынских сепаратистов, я не обладала новейшими известиями.
–Фройляйн Маллингер, ваш талант не может оставить равнодушным! – с этими словами ко мне подошла знатная дама, которую я даже замечала в королевской ложе. Ее наряд поражал элегантностью и роскошью. – Он должен занять надлежащее место. Вам наверняка необходима поддержка.
–Вы очень добры ко мне. Я ведь только учусь и так далека от совершенства…
–Но я хотела бы вам помочь. Правда, большинство моих связей в Вене...
–Я австрийская подданная. И думала о возвращении на родину, – вообще-то об этом прямо речь не шла ни с маэстро Гордиджани, ни с маэстро Колуччи, хотя я очень надеялась, что следующим после Мюнхена пунктом нашего путешествия станет Вена. И именно в этот момент я поняла, как хочу попасть в свою страну. Италия и итальянцы были далекими мне. А Вена, хотя я и не в ней родилась, так захватила меня за проведенные в ней месяцы…
–Что ж, превосходно. И в Вене наверняка найдутся вам учителя, – от нее не скрылась натянутость наших отношений. – Пожалуй, я оставлю вам это, – она подошла к столику и набросала летящим почерком свое имя на карточке, дама была самой княгиней Меттерних. – Обращайтесь, я всегда рада поддержать искусство.
В буфете я попробовала подкрепить силы шоколадными трюфелями «Черный граф», но из-за волнения мне кусок в горло не лез. Я все-таки чувствовала себя неуютно, чужой в этом собрании. Никого из знакомцев, чтобы завязать разговор, не наблюдалось. Выручил меня герр Ройнсберг.
–Фройляйн Маллингер, а вы не знакомы с герром Штайнером?
–Нет, а кто он?
–О, он один из интереснейших художников Пруссии, да и всей Германии. Он с удовольствием покажет вам свои творения, вдохновленные вагнеровскими сюжетами.
Это меня действительно заинтересовало. Я представилась герру Штайнеру, занятому беседой с двумя господами (и откуда у меня взялась смелость!) К счастью, художник принял меня очень радушно.
–Разумеется, фройляйн, – он разложил передо мной ворох превосходно сделанных открыток. – Вы можете оставить себе понравившиеся. Увы, крупнее у меня уже не осталось...
Рисунки были настолько изумительны и настолько в моем вкусе, что, боюсь, у меня не нашлось достаточно достойных слов восхищения их создателю. После долгих колебаний была отобрала первая встреча Сенты и Голландца на пороге ее дома. Рассыпаясь в благодарностях герру Штайнеру, я не могла не спросить:
–А с господином Вагнером вы наверняка знакомы?
–О да, сударыня. Я узнал, что он находится среди публики и, поправ все приличия, представился ему.
–А вы не могли бы оказать мне услугу? – я засмущалась. – Я давняя поклонница герра Вагнера и мечтаю познакомиться с ним. Хотя мои итальянские учителя и презирают его... но ведь сложно представить себе более величественную музыку! Не были бы вы так добры...
Герр Штайнер оказался так добр и провел меня к композитору, который сидел сейчас в другой ложе с некой дамой. Представив меня, он немедленно раскланялся.
–Вы порадовали нас этим вечером, милая. – суховато заметил Вагнер. – У вас, несомненно, есть задатки.
Я пролепетала слова благодарности, а также о том, как много значит для меня его музыка, сколько в ней силы и мощи... Он прервал меня:
–И, знаете ли, чуть побольше бы вам драматизма – и я предложил бы вам роль в моей новейшей опере. Но вам, разумеется, еще многому стоит научиться. Тем более, могло бы оказаться неразумным вовлекать особу столь юную и невинную в этот мир. Театр наш, к сожалению, страдает не только расстроенными инструментами да сквозняками в репетиционных из-за экономии на цементном растворе при постройке. Здесь, знаете ли, и убивают.
–Убивают? – воскликнула я. – Что вы говорите?
–Неужели вы не знаете? Ах да, вам же не потрудились сообщить, чтобы избежать лишних волнений. Виктория Кох, певица, кого вы сегодня заменили. Ее отравили нынче днем.
–Рихард, ну что ты о таких ужасах молодой девушке рассказываешь… – упрекнула его соседка.
–Но ведь это правда, всем прекрасно известная! Мы с госпожой фон Бюлов, – обратился он ко мне, – как раз обсуждали это происшествие, и она была совершенно со мной согласна.
–Значит ли это, что и меня могут отравить? Ведь я выступила на этой сцене…
–Нет, я так не думаю. Разве что вы будете совать нос в чужие дела. Впрочем, я все равно покидаю Мюнхен на время. В Вене планируется постановка некоторых моих опер.
–И я собираюсь вернуться на родину! – выпалила я. – Я думала продолжать обучение в Вене (смелее, Матильда, еще пару раз произнеси это вслух разным людям – и найдешь возможности). Княгиня Меттерних была со мной очень добра...
–Ее сиятельство ко многим очень добра. – тон этого выражения меня смутил, даже немного покоробил. – Я направляюсь в столицу империи с графом Андраши.
–Графом Андраши? Он в Мюнхене?
–Да вы, помниться, сидели рядом с ним в соседней с моей ложе.
За весь вечер почему-то именно это открытие поразило меня больше всего. Странно, не правда ли? Случай, заставивший меня выступить перед тысячной публикой, неожиданный триумф и похвала знати, знакомство с гением музыки – и то перечеркнувшее все событие, о котором я еще напишу... эти причуды фортуны не настолько всколыхнули мое душевное равновесие (ах нет, нет, я не буду опять начинать плакать, еще одной кляксы эта тетрадь не выдержит… говорю же, не буду плакать, ведь написала, что последнее не настолько всколыхнуло мое душевное равновесие… именно после него я должна держаться...)
Но осознание того, что я просидела добрый час плечо к плечу с Дьюлой Андраши... Вернее, не так: тот господин, который и благородной внешностью, и голосом, и манерами покорил меня в начале и есть величайший из венгров, граф Дьюла Андраши! Тот, кто отстаивал права и свободы венгров в империи; помог стольким найти убежище за границей после поражения революции, чудом смог сам уехать во Францию и избежать смертной казни. И, что замечательно, наш либеральный император помиловал его – и дал возможность работать на благо и Венгрии, и Австрии. Мне как раз стукнуло тринадцать лет, когда разнеслось известие о его возвращении из изгнания. В моей семье более, чем уважали графа Андраши, а меня притягивала его судьба тем, что была такой драматичной, совершенно не рядовой – в наш-то век, когда героизм – удел вагнеровских теноров…
...Как это я его не узнала? Я ведь даже слышала, как его назвали графом!..
Я поторопилась прервать неловкое молчание и, возможно, не совсем уместно сказала Вагнеру, что очень надеюсь на встречу с ним в Вене. Его ответом было: «Ну я же вам пообещал», после чего мы раскланялись.
ЗЫ. Поскольку это вырисовывается в новеллу, обращаюсь к более близким к литературе, чем я, френдам с просьбой о критическом оценивании.
no subject
Date: 18 Dec 2008 23:29 (UTC)Из меня критик никудышный, я все больше хвалить люблю, особенно когда есть за что. ;)
no subject
Date: 20 Dec 2008 19:58 (UTC)Мне теперь безумно хочется почитать чего-то такого про Европу 19 века, чтобы были графы, придворные и невинные героини - да ничего не найду... Вот в духе "Парижских тайн" или "Консуэло" (пока в последней всякая непонятная мистика не пошла), но желательно про Австро-Венгрию, где бы достать такой травы?
Было бы у меня что-то приличное звукозаписывающее - была бы запись. Но поскольку такой vain creature, как я, надо поискать - хочу наконец записать и выложить, может, на следующем занятии спрячу в комнате ноутбук с включенным микрофоном... Что плохо, у меня из-за вынужденного переноса болезни на ногах пропал голос, и это ближайшее занятие переноситься уже несколько раз на неопределенный срок. Очень надеюсь на эти выходные "в тепле"...
no subject
Date: 20 Dec 2008 21:08 (UTC)Выздоравливай поскорее!
no subject
Date: 20 Dec 2008 21:28 (UTC)Спасибо:)