![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
christabel_daaeMy first RPG did take place Saturday evening, and that was fantastic! I enjoyed myself immensely, met great people (I mean both German/Austrian, etc, aristocracy - and clever, witty and interesting Kyivites;) and also had my first public concert - I sang four whole songs and the public seemed to like that!
I am writing a belletrized account on the events of the evening, here's the first part of it (only in Russian, that would take so long to translate...) That turns out to become a sentimental story of an ingenue who got in the very centre of malicious intrigues... The text is crossposted to![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-community.gif)
arda_kiev.
When photos appear I'm gonna repost them here, surely:)
Сегодня вечером произошло, я думаю, больше событий, чем за всю мою обозримую жизнь. Я не знаю, что теперь будет – но жизнь моя отныне перевернута и прежней не станет никогда.
У меня перед глазами проплывают памятные моменты из прошлого. Тот вечер в блистательной Вене, когда я прошла прослушивание у маэстро Гордиджани, седовласого итальянца, одного из лучших учителей пения в Европе. Он взял меня в ученицы! Вспоминается и другой вечер, полгода спустя, когда я сперва так испугалась при известии, что он возвращается на родину – а потом так обрадовалась тому, что он берет меня с собой, и я буду продолжать обучение на родине бельканто. И, наконец, совсем уже недавно маэстро сообщил мне, что мне было бы полезно попутешествовать, побывать в разных театрах разных городов, посмотреть на состоявшихся певиц. Как раз какие-то дела в Германии были у его дальнего родственника и творческого наследника дона Сандро Колуччи (он иногда заменял маэстро на занятиях, а вокализы его сочинения – единственные из современных, которые маэстро Гордиджани признает годными для использования в обучении – ну кроме разве что своих собственных).
Все эти известия радовали меня, обещали новые чудесные впечатления в будущем… А сейчас – есть ли у меня оно, будущее? Ах, сколько противоречивых событий произошло в один вечер…
Итак, после Турина и Милана мы вчера прибыли в Мюнхен (я до сих пор не могу отвыкнуть называть его по-итальянски, «Монако»). Я очень радовалась возвращению если не на родину – то по крайней мере, в страну, где звучит немецкая речь, мой второй родной язык. (Многие люди удивляются, что у меня может быть два родных языка, да еще и стол непохожих друг на друга. Но тем не менее, это так. Я не могу сказать, который, венгерский иль немецкий мне более близок, каждый я слышала с детства и в семье, и в округе; в каждом есть что-то особенное, чего нет в другом – и поэтому настроение, мысли у меня иногда немецкие, иногда венгерские. Вот сейчас меня тянет к венгерскому – но нет, раз я положила себе вести дневник на языке великого Гете, значит так тому и быть).
Ах да – как же я могла забыть такую важную вещь! Впрочем, удивительно ли это сейчас… На одном из горных перевалов мы заметили у дорогую карету с гербом – и сломанной осью. Кучер махал нам рукой – и мы, разумеется остановились; маэстро Колуччи сошел узнать, может ли он оказать какую-то помощь. Вскоре он, довольно взволнованный, вернулся с красивым юношей. «Я очень рад служить Вашему Величеству, – промолвил он на своем плохом немецком, пропуская того вперед, – надеюсь, что Вы сочтете мою карету достаточно удобной, дабы добраться до Мюнхена». Его Величество! Это был сам король Баварии, Людвиг Второй Виттельсбах! Я была в смятении и еле пролепетала что-то после того, как дон Колуччи указал на меня: «Моя ученица и подопечная, фройляйн Матильда Маллингер». Король отделался легким кивком в направлении моего темного угла кареты и не обратил на меня особого внимания. Я же была только рада тому, что никто не заметит моего румянца и возросшей неловкости. Больше ничего и не случилось до самого Мюнхена, я даже не помню, о чем говорили король и маэстро. Уже у городских ворот он с нами расстался.
Сегодня мы собрались в Оперу. Дон Колуччи хотел, чтобы я послушала Викторию Кох, известное сопрано, обучавшуюся когда-то в Италии (ну естественно!) и более прочих немок верную заветам итальянских мастеров (ах! Эти слова были упреком мне!) Кроме этой дивы, в первом отделении публику должен был радовать герр Вертер, пианист; в третьем же – придворная актриса Мари Данн-Хаусманн. Наверное, это из-за столь звездного состава осталось крайне мало билетов. Волей билетера мы с маэстро оказались разлучены. Его это, похоже, даже обрадовало: он заявил, что сегодняшний вечер для него очень важен, ибо нужно будет встретиться с некими господами, до которых мне дела нет.
Я заняла свое место еще до второго звонка и с интересом рассматривала обстановку. В ложе справа от моей забавный молодой человек в мундире прусской армии что-то увлеченно рассказывал соседу. Тот попытался возразить, но не тут-то было! «Ну что вы, герр Вагнер, вы ведь должны понимать это лучше всех!» Нет, этого не может быть! Сперва я оказалась в одной карете с монаршей особой, а теперь сижу так близко к королю музыки!
Я была влюблена в музыку Вагнера с раннего детства. У нас дома имелись клавиры «Летучего голландца» и «Тангейзера», и моя мама, передавшая мне любовь к музыке, наигрывала порой на пианофорте увертюры – или напевала некоторые из арий попроще. Меня восторгала чистая любовь Елизаветы, девушки, умершей, лишь бы небо даровало прощение ее любимому. Нравилась и Эльза, особенно в начале «Лоэнгрина», когда при кажущемся отсутствии всякой надежды она верила, что ее рыцарь явится ей на помощь. И удивительно трогала меня история Сенты, которая всю жизнь ждала того, кому любовь ее будет нужна больше всего, кого она сможет спасти от страшного проклятия. И ведь при первой встрече она узнала Голландца и наперекор всем условностям, всем окружающим ее людям стремилась к нему – даже ценой своей жизни. Ах, эта чудесная музыка дышала настоящими чувствами, которые по силе соперничали с силами природы…
Есть ли нужда говорить, что и маэстро Гордиджани, и маэстро Колуччи люто ненавидели музыку Вагнера? После первой попытки попросить о разрешении разучить ту арию Эльзы я долгое время боялась заикаться о немецкой музыке вообще.
I am writing a belletrized account on the events of the evening, here's the first part of it (only in Russian, that would take so long to translate...) That turns out to become a sentimental story of an ingenue who got in the very centre of malicious intrigues... The text is crossposted to
arda_kiev.When photos appear I'm gonna repost them here, surely:)
Сегодня вечером произошло, я думаю, больше событий, чем за всю мою обозримую жизнь. Я не знаю, что теперь будет – но жизнь моя отныне перевернута и прежней не станет никогда.
У меня перед глазами проплывают памятные моменты из прошлого. Тот вечер в блистательной Вене, когда я прошла прослушивание у маэстро Гордиджани, седовласого итальянца, одного из лучших учителей пения в Европе. Он взял меня в ученицы! Вспоминается и другой вечер, полгода спустя, когда я сперва так испугалась при известии, что он возвращается на родину – а потом так обрадовалась тому, что он берет меня с собой, и я буду продолжать обучение на родине бельканто. И, наконец, совсем уже недавно маэстро сообщил мне, что мне было бы полезно попутешествовать, побывать в разных театрах разных городов, посмотреть на состоявшихся певиц. Как раз какие-то дела в Германии были у его дальнего родственника и творческого наследника дона Сандро Колуччи (он иногда заменял маэстро на занятиях, а вокализы его сочинения – единственные из современных, которые маэстро Гордиджани признает годными для использования в обучении – ну кроме разве что своих собственных).
Все эти известия радовали меня, обещали новые чудесные впечатления в будущем… А сейчас – есть ли у меня оно, будущее? Ах, сколько противоречивых событий произошло в один вечер…
Итак, после Турина и Милана мы вчера прибыли в Мюнхен (я до сих пор не могу отвыкнуть называть его по-итальянски, «Монако»). Я очень радовалась возвращению если не на родину – то по крайней мере, в страну, где звучит немецкая речь, мой второй родной язык. (Многие люди удивляются, что у меня может быть два родных языка, да еще и стол непохожих друг на друга. Но тем не менее, это так. Я не могу сказать, который, венгерский иль немецкий мне более близок, каждый я слышала с детства и в семье, и в округе; в каждом есть что-то особенное, чего нет в другом – и поэтому настроение, мысли у меня иногда немецкие, иногда венгерские. Вот сейчас меня тянет к венгерскому – но нет, раз я положила себе вести дневник на языке великого Гете, значит так тому и быть).
Ах да – как же я могла забыть такую важную вещь! Впрочем, удивительно ли это сейчас… На одном из горных перевалов мы заметили у дорогую карету с гербом – и сломанной осью. Кучер махал нам рукой – и мы, разумеется остановились; маэстро Колуччи сошел узнать, может ли он оказать какую-то помощь. Вскоре он, довольно взволнованный, вернулся с красивым юношей. «Я очень рад служить Вашему Величеству, – промолвил он на своем плохом немецком, пропуская того вперед, – надеюсь, что Вы сочтете мою карету достаточно удобной, дабы добраться до Мюнхена». Его Величество! Это был сам король Баварии, Людвиг Второй Виттельсбах! Я была в смятении и еле пролепетала что-то после того, как дон Колуччи указал на меня: «Моя ученица и подопечная, фройляйн Матильда Маллингер». Король отделался легким кивком в направлении моего темного угла кареты и не обратил на меня особого внимания. Я же была только рада тому, что никто не заметит моего румянца и возросшей неловкости. Больше ничего и не случилось до самого Мюнхена, я даже не помню, о чем говорили король и маэстро. Уже у городских ворот он с нами расстался.
Сегодня мы собрались в Оперу. Дон Колуччи хотел, чтобы я послушала Викторию Кох, известное сопрано, обучавшуюся когда-то в Италии (ну естественно!) и более прочих немок верную заветам итальянских мастеров (ах! Эти слова были упреком мне!) Кроме этой дивы, в первом отделении публику должен был радовать герр Вертер, пианист; в третьем же – придворная актриса Мари Данн-Хаусманн. Наверное, это из-за столь звездного состава осталось крайне мало билетов. Волей билетера мы с маэстро оказались разлучены. Его это, похоже, даже обрадовало: он заявил, что сегодняшний вечер для него очень важен, ибо нужно будет встретиться с некими господами, до которых мне дела нет.
Я заняла свое место еще до второго звонка и с интересом рассматривала обстановку. В ложе справа от моей забавный молодой человек в мундире прусской армии что-то увлеченно рассказывал соседу. Тот попытался возразить, но не тут-то было! «Ну что вы, герр Вагнер, вы ведь должны понимать это лучше всех!» Нет, этого не может быть! Сперва я оказалась в одной карете с монаршей особой, а теперь сижу так близко к королю музыки!
Я была влюблена в музыку Вагнера с раннего детства. У нас дома имелись клавиры «Летучего голландца» и «Тангейзера», и моя мама, передавшая мне любовь к музыке, наигрывала порой на пианофорте увертюры – или напевала некоторые из арий попроще. Меня восторгала чистая любовь Елизаветы, девушки, умершей, лишь бы небо даровало прощение ее любимому. Нравилась и Эльза, особенно в начале «Лоэнгрина», когда при кажущемся отсутствии всякой надежды она верила, что ее рыцарь явится ей на помощь. И удивительно трогала меня история Сенты, которая всю жизнь ждала того, кому любовь ее будет нужна больше всего, кого она сможет спасти от страшного проклятия. И ведь при первой встрече она узнала Голландца и наперекор всем условностям, всем окружающим ее людям стремилась к нему – даже ценой своей жизни. Ах, эта чудесная музыка дышала настоящими чувствами, которые по силе соперничали с силами природы…
Есть ли нужда говорить, что и маэстро Гордиджани, и маэстро Колуччи люто ненавидели музыку Вагнера? После первой попытки попросить о разрешении разучить ту арию Эльзы я долгое время боялась заикаться о немецкой музыке вообще.